Глава шестая. Страница 3

1-2-3

Паника охватила и обывателей. Состоятельные горожане запрягали лошадей в пролетки, тачанки, телеги, фургоны, арбы; захватив с собой драгоценности, золото и деньги, потянулись вереницами в ближайшие села, за речку Кальчик. Среди бежавших была семья Аморети.

Архип не застал хозяина дома. Входные двери оказались заперты. Он побродил ПО двору И вышел па улицу. Скрипели запряженные волами арбы и тащились в сторону Карасевки, рядом шли перепуганные люди. Плакали женщины, кричали дети, ругались мужчины.

Пройдя вместе с беженцами несколько десяткой метров, Куинджи ускорил шаг и, миновав овраг, побежал. В доме брата все были на месте. Спиридон предложил Архипу выйти на Карасевский обрыв, откуда видно море.

Расстрелянные в упор английскими военными кораблями купеческие суда или потонули, или догорали, еще держась на воде. Над морем стелился рыжий дым, прикрывая вражескую эскадру. Она подошла к берегу насколько позволяла глубина. Зоркие глаза Архипа разглядели на бортах кораблей две белые широкие параллельные полосы, в которых были проделаны квадратные ниши, и из них торчали стволы орудий.
— Спиридон, эт-то,— обратился он к брату,— вон, все бегут. А мы?
— Холера не возьмет,— зло отозвался Спиридон.— Сюда не достанут.
— А стрелять на-а-а...

Но договорить Архип не успел. Суда заметно покачнулись, сверкнул огонь, и через минуту со стороны города донеслись глухие взрывы.
— Что делаете!? — закричал Спиридон. — Там же люди!
— Потому и стреляют,— сказал сдавленным голосом Архип, сжимая до хруста кулаки.— Учитель говорил: английцы и французы просвещенные народы...
— Смотри! Смотри! — прервал брат и показал в сторону города.— Горит! От ядер загорелось... Вон еще!

Клубы черного дыма поднимались вверх в двух местах. На безоблачном небе все так же светило солнце, из степи прилетал ароматный ветерок, и никак не хотелось верить, что так внезапно пришла беда к далеким от войны людям.

Английская эскадра ворвалась в Азовское море и, уничтожая на пути купеческие суда, направилась к Мариуполю. Однако из-за мелководья близко к берегу подойти не смогла. При обстреле большинство снарядов цели не достигало. Убедившись к тому же, что город совершенно беззащитный, неприятель высадил небольшой десант во главе с французским офицером.

Врагов встретил опустевший город. Они стали рыскать по дворам, домам, подвалам и амбарам. Находили вино, бузу, спирт и напивались. Горланили песни, ловили домашнюю птицу, особенно охотились за гусями. По приказанию офицера их сносили на паперть собора, стоявшего у базарной площади, и тут же резали. На подводах вместе с награбленным скарбом отправляли к морю, где их поджидали шлюпки. Десантники подожгли деревянные амбары с солью, хлебные склады братьев Мебелевых и Деспота, богатые дома Палеолога, Качеванского, Хараджаева и других горожан.

В Марьине и Карасевке матросы не появились. Архип и Спиридон видели с обрыва, как шлюпки подплывали к судам и снова возвращались к берегу.
— Невже их не замечают казаки? — сокрушался Спиридон. Потом предложил: — Може, ты сбегаешь к ним, Архип? Скажешь.

Три сотни казаков под командой полковника Кострюкова стояли за Кальчиком. Их укрывала от обстрела Карасевская гора. Кострюков предполагал, что неприятель высадится на берег со значительно большими силами, чем у него. Да и по военному статусу моряки не с грабежом должны были пойти на город, а на сближение с русскими, чтобы завязать бой. Вот почему полковник облюбовал удобную для обороны позицию за Кальчиком. Приказал рыть окопы, делать укрепления.

Узнав, где расположились казаки, многие жители Мариуполя направились в их сторону, надеясь оказаться под защитой войска. Возле Карасевки выезжали на степной шлях и тянулись к реке арбы, брички, мчались пролетки и фургоны, обливаясь потом, шли пешие.

Просьбу брата сообщить казакам о малочисленности десанта Архип воспринял как приказание. Сорвался с места и напрямик побежал к Кальчику, чтобы переплыть его и не делать лишний крюк к переправе.

Еще издали он увидел у прибрежного речного кустарника запряженную в пролетку каурую лошадь. «Как она сюда попала?»— подумал Куинджи. Без заднего колеса, пролетка скособочилась, на сиденье в неудобной позе, свесив ногу, полулежала девочка лет тринадцати-четырнадцати и стонала. Он нерешительно приблизился к ней и тихо спросил:
— Тебе больно?
— Ой,— вскрикнула девочка, пытаясь приподняться. Большие черные глаза поразили парнишку глубокой печалью.
— Кто ты? — прошептала она одними губами.
— Эт-то, Архип... Из Карасевки,— запинаясь, проговорил Куинджи.— Неда-а-алеко отсюда.
— Помоги мне... Нога болит.

Он быстро опустился на колено, наклонился над ногой. Она была припухшей, на смуглой коже запеклась кровь. Это придало ему решительности. Он поднялся и, не обращая внимания на стенания и протест девочки, подхватил ее на руки — удивился: легкая как перышко,— отнес от пролетки и усадил на землю. Спросил участливо:
— Тебе лучше?
— Спасибо, Архип,— ответила она и, стыдливо опустив глаза, заплакала. Заговорила сквозь слезы: — Лошадь испугалась... Я править не умею. А люди сильно кричали... Боже, как страшно, когда война.

Архип внутренне напрягся: вспомнил, зачем послал его брат. Виновато сказал:
— Эт-то, посиди без меня. Я мигом на ту сторону. Казакам скажу. Пусть нападут на них...
— А я тебя задержала,— перебила девочка.— Беги, беги! Я потерплю. Уже не так больно.
Успокоенный парнишка продрался сквозь кусты, у самой воды снял чувяки и сорочку. Неширокую речку переплыл быстро и снова побежал вдоль кустарника.
Остановил его зычный выкрик:
— Куды тя несет нечистая сила? Аль жить надоело?

Перед ним, словно из-под земли, вырос казак на пегом коне: в длинном до колен синем мундире, в брюках с малиновыми лампасами, в высоком кивере, молодой и усатый, как на картинке. За правое плечо закинута на ремешке длинная пика, слева свисали ножны сабли. Архип вытянул в сторону моря руку и, запинаясь, заговорил:
— Там лодки. Их мало. Эт-то, можно на-а-апасть.
— Молодец, паря! — ответил казак.— Нам ведомо такое. Да беда, паря, кони по воде не скачут.— И он зареготал, широко показывая белые ровные зубы.— Нам бы в степи их накрыть. Ужо мы показали бы им кузькину мать.

Архип насупился, зло блеснул глазами, повернулся и медленно пошел к реке. За спиной услыхал:
— Ты не серчай, паря! Они уже уплывают, нам видать. Вспомнив о девочке, он прибавил шагу.

Из-за куста увидел, что она сидит на прежнем месте, осторожно сгибает и выпрямляет больную ногу. Белый воротничок на голубом платье и белые манжеты на рукавах оттеняли ее смуглую кожу. Бледное чуть продолговатое лицо уже не было таким, безжизненным, каким показалось в первый раз. Черные волосы, припушенные на висках, красиво облегали лоб. Сзади висела толстая коса. Затаившийся Архип внимательно смотрел на незнакомку сквозь густую листву шиповника, ожидая, когда хоть немного подсохнут его штаны.

В стороне фыркала лошадь, щипая траву. Со шляха доносился неясный гул, видимо, по нему все еще ехали и шли беженцы.
Чтобы не испугать внезапным появлением девочку, Архип зашуршал ветвями, несколько раз кашлянул. Она подняла голову и улыбнулась, увидев его. И снова Куинджи охватила робость. Чтобы скрыть ее, поспешно сказал:
— Эт-то, пойду, посмотрю лошадь.

Порванные вожжи валялись на земле, подпруга была отстегнута, а постромки перекручены, супонь на хомуте лопнула. Архип осторожно приблизился к лошади.
— Ну, хорошая... Постой смирно,— заговорил он ласково. Дотянулся до рыжеватой лоснящейся шеи и ладонью потрогал ее.— Хорошая ты... Я помогу тебе... Помогу,— приговаривал он, освобождая каурую от постромков, хомута и подпруги. Взял под уздечку и отвел от пролетки.— Вот и хорошо.
Подошел с лошадью к девушке и, довольный, сказал:
— А она смирная.
— Пугливая страшно. Как я только удержалась.
— Откуда ты ехала?
— Из города... Папы, дома нет. Где-то в селе сейчас... Иван запряг Каурую, а тут как ударит что-то. Стекла посыпались. Иван упал на землю, а она понеслась как оглашенная. И вот здесь остановилась.
— Эт-то, как тебя звать?— спросил Архип.
— Вера... Кетчерджи...
— Леонтий Герасимович! — воскликнул он.— Так я его знаю. Приходил к нашему хозяину.
— Ты служишь, да?
— У Аморети... Помогаю вести конторские книги.

Они замолчали. Над кустами промчалась стайка скворцов и резко взмыла вверх. Фыркнула лошадь, мотнув головой, будто хотела освободиться от уздечки.
— Где же мой папа? — тоскливо проговорила Вера и уставилась печальными глазами на Архипа.
— Пойдем к Спиридону, — отозвался он.
— Кто это?
— Мой старший брат. Побудешь у него, а я поищу отца.
— Какой ты хороший, Архип,— сказала девочка и попыталась подняться с земли, но тут же застонала.
Куинджи бросился к Вере и взял ее на руки.
— Эт-то, я понесу тебя,— сказал глуховатым голосом.— Обхвати меня за шею.

Он и сам не предполагал, что такой сильный. Вера доверчиво прижалась к нему, легкая, беззащитная, молчаливая. Твердо и уверенно шагал Архип среди майских цветов дикой степи и не чувствовал усталости. Сзади, гулко стуча копытами и непрестанно фыркая, понуро брела лошадь. Должно быть, так возвращались домой с победного поля брани древние воины-русичи, которых ждали почести и слава. Но ни о чем подобном не думал Архип. Он шел в родную Карасевку, где непременно окажут помощь такой славной и красивой девочке по имени Вера.

1-2-3

Морской берег. Крым (1890 г.)

Море

Море. Серый день. Мариуполь (1870 г.)