Виталий Манин рассуждает о творчестве Архипа Ивановича Куинджи. Страница 2

В 1845 году неожиданно умирает отец, вскоре мать. Осиротевшие дети, в том числе и трехлетний Архип, воспитываются попеременно у брата и сестры умершего Ивана Христофоровича. Будущему художнику не удалось получить регулярного образования. Родственники пытались сначала обучить его у «вольного» учителя, слегка знавшего греческую грамматику. После этого Архипа отдают в городскую школу. Вероятно, это было то начальное учебное заведение, которое в первые годы переселения греков в Мариуполь организовал для паствы митрополит Костанжоглу По воспоминаниям школьного товарища Куинджи, Каракаша, Архип учился плохо, зато рисовал постоянно. К десятилетнему возрасту неполный курс наук был окончен, вернее, прекращен. Малолетнего Архипа определили к строительному подрядчику, у которого будущий художник исполнял обязанности «казачка», а затем вел записи приема кирпича.

От строительного подрядчика Куинджи переходит к хлеботорговцу Аморетти комнатным мальчиком. В биографии Куинджи 1855 год явился рубежом, когда тяготение его к рисованию, к искусству явно усилилось. Знакомый Аморетти хлеботорговец Дуранте, проживавший в Феодосии, посоветовал юнцу отправиться в Крым к знаменитому Айвазовскому. Он снабдил его рекомендательным письмом к маэстро, а также к А. И. Фесслеру, работавшему и одновременно учившемуся у Айвазовского. Адольф Иванович Фесслер — молодой живописец, ему в то время было около тридцати лет, самостоятельным художником еще не стал. Однако слыл лучшим копиистом марин феодосийского мастера. Первая его картина, еще подражательная, относится к 1856 году. По всей видимости, начальные уроки живописной грамоты Куинджи получил не у Айвазовского, а у Фесслера, но не удовлетворенный обучением, он вскоре возвращается в Мариуполь.

В семье Куинджи бытовала правдоподобная версия, что Архип Иванович поступил на работу ретушером в фотографическое ателье своего старшего брата.

Далее сведения о биографии Куинджи еще более отрывочны. Известно, что он переселяется в Одессу, где художественная жизнь была интенсивней, чем в Мариуполе. Здесь он работает несколько лет ретушером, благо профессия приобретена.

В Петербург Куинджи прибыл, вероятно, после 1866 года с надеждой поступить в Академию художеств. Прежде чем сдать экзамены на звание художника, Куинджи работает ретушером в фотоателье. Н.К.Рерих вспоминал впоследствии слова учителя: «Когда я служил ретушером в фотографии, работа продолжалась от десяти до шести, но зато все утро от четырех до десяти было в моем распоряжении»6. Ретушерами в то время работали некоторые ученики Академии художеств — И. Н. Крамской, В. М. Васнецов. С ними, а также с И. Е. Репиным, М. М. Антокольским, В. Е. Маковским Куинджи познакомился в конце 1860-х годов, когда он стал вольноприходящим учеником Академии художеств.

Будущие передвижники во многом определили его художественные интересы. Искусство Куинджи развивалось волнами, которые накатывались сначала стремительно, а затем замедляли свой бег. Первое увлечение пейзажем проходило под влиянием Айвазовского. Эта короткая волна породила такие ныне не сохранившиеся произведения Куинджи, как «Татарская деревня при лунном освещении на южном берегу Крыма» (1868), «Рыбачья хижина на берегу Азовского моря», «Буря на Черном море при закате солнца» (обе 1869 г.), «Вид реки Кальчик в Екатеринославской губернии» (1870), а также принадлежащую Смоленскому музею изобразительных искусств картину «Вид Исаакиевского собора при лунном освещении» (1869). Первая из упомянутых работ хранилась до Великой Отечественной войны в Новгородском художественном музее, но после войны следы ее потерялись. О ней можно судить по воспроизведениям в книге М. П. Неведомского «А. И. Куинджи». Названные произведения следовали академическим канонам, отличались тщательным, но сухим письмом.

К 1870-м годам уже появились поэтичные пейзажи А. К. Саврасова и Л. Л. Каменева. Они указывали новый путь. Но сохраняли темновидное, академическое письмо, не наполняли воздухом пространство. Влияние на Куинджи запоздалого романтизма (оно, кстати, сказывалось в работах многих живописцев) не удивительно. Это показательно тем, что спустя менее чем десять лет Куинджи совершает возврат к романтическим началам, но не копируя, а пройдя реалистическую школу пейзажа. Реалистическим работам Куинджи было положено начало «Осенней распутицей» (1870). Кажется, трудно найти в это время произведение, которое бы так уныло, так беспросветно отразило мрак российского бытия. Пейзаж имеет жанровый оттенок, вносящий некоторые сентиментальные ноты, более характерные для немецкого пейзажа, чем русского. К сожалению, неясно место, где его написал Куинджи. Можно только предположить, что изображено раскисшее от непогоды степное пространство. Но как бы то ни было, художник превосходно изобразил мглистое дождливое небо в легких тоновых переливах серого цвета, погрузил в воздушную среду необъятные горизонты, в туманном месиве которых легко наметил тающие очертания хат и цепочку тянущегося обоза. В 1890-х годах художник повторил в зеркальном отражении «Осеннюю распутицу». Картина, названная «Осень. Туман», осталась незавершенной. Эта незаконченность сильнее, чем в «Осенней распутице», проявляет буро-песочный цвет степи, да и очертания равнины становятся более определенны, что подтверждает мысль о теме степного безлюдия. В картине наметилась очевидная тенденция к социальной оценке мира. Два пейзажа — «Ладожское озеро» (1870) и «На острове Валааме» (1873) — стоят на перепутье реалистического освоения природы и остаточного влияния романтико-академической стилистики. В «Ладожском озере» отчетливая дань романтическому восприятию сказалась в искусственно высветленном, словно невидимым грозовым светом, переднем плане. Художник остался доволен картиной. Будучи проданной с выставки частному лицу, она могла бы затеряться. Но Куинджи спустя год выкупил ее у владельца. Полотно находилось в мастерской художника до его кончины. Картина действительно могла нравиться. Куинджи преодолел в ней перенапряженность в передаче состояния погоды, свойственную произведениям поздних романтиков. Пейзаж исполнен изящно: тонкие световые оттенки, живописная цельность тонового письма снимают световые контрасты, сообщающие, как правило, драматическое ощущение.

О датировке названных картин существуют разные мнения. После смерти Куинджи комиссия по его наследию отнесла картины «Осенняя распутица» и «Ладожское озеро» к 1872 году. Очевидно, воспользовавшись этими документами, М. П. Неведомский зафиксировал этот год в своей книге о Куинджи.

Вечер (А.И. Куинджи, 1885-1890 г.)

Закат (Куинджи А.И.)

Эльбрус. Лунная ночь. Этюд (А.И. Куинджи, 1890-1895 г.)