Глава X. Последние годы деятельности. Страница 2
1-2-3
Здесь не столько интересны нападки на забвение чувства меры (хотя этой болезнью действительно страдает подчас наше современное искусство), сколько характерные воспоминания о былом, воспоминания о религиозном по духу и отвечавшем общественным запросам искусстве 70-х годов: они обличают в Куинджи именно то «передвижническое» (начальной эпохи) отношение к искусству, которое я выше в нем отмечал...
Когда однажды в том же кружке зашла речь об отсутствии на современных выставках значительных произведений, Архип Иванович высказался так:
«Вы скажете, иссякли таланты? Нет, они есть, того или другого калибра, но они существуют... А вот чего нет — любви к работе, той любви к искусству, которая способна на жертвы и которая была в наше время... Остается каких-нибудь три недели до выставки, а художник мне говорит: "Я хочу написать к ней три картины..." Разве картина — сапоги! Сапоги можно сшить к известному сроку... Когда я начинал картину, я положительно не знал, когда ее кончу: через месяц, через год — быть может, никогда... Надо уметь выстрадать картину... Да что картину? Иногда облачко, которое не можешь сразу схватить, причиняет столько мук, что теряешь голову. И работаешь, добиваешься неделями, месяцами...»
Стародавний вопрос о «чистом» и «идейном» искусстве Архип Иванович разрешал следующим, справедливым образом, высказываясь за свободу художника в выборе тем1:
«Цели искусства, задачи его широки, почти необъятны. Вся окружающая действительность, за небольшим исключением, может быть объектом художественного творчества. Исключения — в том смысле, что есть эмоции, которые при всем желании нельзя увековечить резцом и кистью... Я далеко не против того, чтобы мрачное настоящее служило художникам источником вдохновения, но надо, чтобы художника целиком захватил тот или другой мотив, а, во-вторых, чтобы это было выражено талантливо, убедительно... Я — не цензор, я — художник. Дело прошлое, вспомним злободневные картины нашей „Весенней выставки..." Да простят мне авторы, если они находятся здесь в числе моих слушателей! Все эти картины состряпаны наспех... Они безграмотны, неряшливы, нет ни рисунка, ни живописи... „Баррикады" Мейсонье, „Стачка" Дефрегеpa — это я понимаю, потому что это художественно и сильно...»
Упомяну еще об одном выступлении, характеризующем, впрочем, не взгляды на искусство, а лично самого Архипа Ивановича. Дело происходило вскоре после учреждения конкурса, о котором я говорил. Члены «Понедельников» при появлении Куинджи окружили его, и весь вечер свелся к его чествованию. За ужином, в ответ на тосты за «героя дня», Архип Иванович следующим образом объяснил свой поступок:
— Господа! Вы преувеличиваете мою заслугу. У меня были деньги. Они мне не нужны: я всегда проживал очень мало... Для чего же они будут лежать? Разве вы не отдали бы того, что вам не нужно?..
Возвращаюсь к истории «объединительных попыток»...
Я остановился на том, что из «Понедельников» никакой базы для объединения не вышло...
В 1908 году появилась в «Новой Руси» статья за подписью одного из членов кружка: это был целый поток обвинений против Куинджи, причем на добрых три четверти даже фактическая сторона дела была извращена, изложена неверно. Об «освещении» нечего и говорить... В жизни Куинджи усматривалась какая-то сплошная «тайна»: он-де, «по слухам», даже учился в Академии не под собственным именем, а под именем Золотарева, а вернее — вовсе не учился... «Затрагивать некоторые вопросы как-то прямо неловко», — писал обличитель; но «для истории» он считал необходимым это сделать: эпизод отставки из профессоров Академии получал окраску использования движения молодежи в собственных честолюбивых целях; вся деятельность Архипа Ивановича характеризовалась, как сплошные «измены» и «засилье» по отношению сначала к передвижникам, а потом к Академии; сам он именовался «злым гением русского искусства», «маньяком, одержимым манией величия» и притом одаренным «особой практичностью» и т.д.
На Архипа Ивановича эти совершенно неожиданные нападки произвели страшно тяжелое впечатление. По-видимому, уже сказывалась и болезнь сердца, через полтора года сведшая его в могилу: эпизод этот до того расшатал ему нервы, что вызвал нервный припадок...
Ученики и друзья Куинджи требовали удаления автора статьи из кружка. Но необходимого по уставу большинства не составилось, и вместе с Куинджи тридцать с лишком членов покинули «Понедельники», которые вскоре и захирели...
Не буду входить в оценку этой печальной истории, не буду разбираться и в мотивах, которыми вдохновлялась партия анти-куинджистов и ее глашатай, автор статьи в «Новой Руси»... Для моих целей важно лишь отметить, какую тяжелую неудачу претерпел на своем пути к объединению художников наш утопист... Но неудача не сломила его, не заставила сложить руки и отказаться от своих планов: уже в следующем году создается «Общество имени А.И. Куинджи».
Идея новой расширенной «беспартийной» организации возникла одновременно в среде экспонентов «Весенних выставок» и в среде бывших членов «Понедельников», вышедших из кружка. Архип Иванович, общаясь с участниками «Весенних выставок», не раз намекал на свое намерение основать новое общество... С другой стороны, как сообщает в своих воспоминаниях К.Я. Крыжицкий, в кружке друзей последнего возникла мысль создать общество, группирующееся именно вокруг Архипа Ивановича, и назвать его «Обществом имени Куинджи», присоединив его к «Обществу акварелистов». Кружок Крыжицкого уже разрабатывал устав, подбирал членов-учредителей, но пока держал дело в секрете от Куинджи... Слухи об этом предприятии, однако, вскоре дошли до Архипа Ивановича, и, явившись с запросом к Крыжицкому и обсудив подробно дело, он решил слить оба начинания...
Я предоставляю слово К.Я. Крыжицкому, в записках которого изложена вся фактическая сторона этого начинания, а кроме того, обрисовано и настроение Архипа Ивановича: его отношение к замышляемому делу и те побуждения, которые впервые навели его на мысль отдать на пользу художества и художников свое состояние...
«Архип Иванович, — пишет К.Я. Крыжицкий, — рассказал мне, что мысль о таком употреблении своих средств возникла у него давно, — еще в тот год, когда произошел в Академии ученический бунт из-за истории с тогдашним ректором Томишко... Когда ни его товарищи-профессора, ни члены Академии не вступились за него и он оставался одиноким со своим горем, ученики Академии в день акта пустили лист, покрывшийся быстро сотнями подписей... Здесь были имена не только учеников, а и случайно присутствовавших на акте художников. Подписавшиеся выражали свое возмущение по поводу вынужденной отставки А.И. ...Адрес был поднесен Архипу Ивановичу... Подобный акт участия к его горю и особенно со стороны учащихся, за которых он и пострадал, произвел действие не только целительного бальзама, его подкрепившего: это было утешение, убеждавшее его, что если кто еще дышит чистотой помыслов и поступков, то именно молодежь... Они понимали его душевную рану и нашли способ почти залечить ее. Отныне он не был один... Казалось бы, он все же больше дал им и за них, нежели они... Но он на это дело смотрел иначе: поступок учеников рисовался ему, как большой риск, это придавало ему особую ценность в глазах А.И., и он считал себя их должником. И вот он надумал следующее: сделать их наследниками в той или иной части своего состояния... Он начал с того, что отдал 100 тысяч в Академию на 1-й конкурс его имени — это было начало открытой помощи начинающим художникам... Что же было делать с остальным? Он решил оставить его в наследие тем, которые подписались на адресе... Эта мысль жила в нем с момента получения адреса, и он не знал только, как быть, как это оформить, кому, собственно, поручить все дело... Годы шли за годами... Но мысль, идея оставалась... Это и была та „тайна", о которой он пришел поведать мне...
Ознакомившись с моим планом, — продолжает свой рассказ К.Я. Крыжицкий, — Архип Иванович сказал: „Этот твой устав, твое новое общество, которое ты задумал, повернуло все мое дело... Я искал форму, приложение, — ты мне даешь их готовые... Ты понимаешь теперь, что из этого может выйти? Если начинать, то надо широко, а иначе не стоит..."
Долго мы разговаривали, долго волновались... В третьем часу ночи ушел от меня Архип Иванович и ушел уже с некоторой надеждой и уверенностью, которые были и у меня, что дело пойдет... На первый раз порешили на том, что все дело будет в руках известного числа лиц, которых мы с ним по нашему взаимному обсуждению и соглашению выбираем. Таким образом составился комитет учредителей, который и занялся обработкой устава.
Когда все было обсуждено в главных чертах, решили назначить первое заседание учредителей, которое и состоялось у меня в квартире 6 декабря 1908 года. В этот день Архип Иванович не захотел лично явиться и поручил мне объявить присутствующим, что жертвует Обществу свою землю в Крыму (225 десятин) и 150 тысяч деньгами, на проценты с которых Общество будет выдавать три премии, что и сохранено в настоящем уставе Общества.
Устав видоизменялся много раз: Архип Иванович не спал ночей, — все думал о начатом деле и на каждое заседание приходил все с новыми и новыми соображениями, долженствовавшими гарантировать дальнейшую жизнь Общества, которое успело уже стать его настоящим, дорогим детищем...
Он выхлопотал для Общества высочайшее покровительство, после чего приступили к приглашению членов. 19 февраля 1910 года состоялось торжественное открытие в присутствии августейшего президента Академии великой княгини Марии Павловны, первого почетного члена Общества...
В марте того же года Архип Иванович составил завещание, по которому передавал Обществу все, что у него останется по день смерти: все находившиеся в его мастерской картины и все свои средства (из коих Общество обязано выплачивать ежегодно его вдове Вере Леонтьевне определенную сумму)...»
В заключение своего рассказа о возникновении «Общества» К.Я. Крыжицкий приводит слова Архипа Ивановича, ярко выражающие его личный взгляд на задачи учреждения и те надежды, которые он на него возлагал:
« Что тут можно сделать? — Все художники должны быть здесь... Своя „Академия" будет... И все искусство будет, действительно, в руках самих художников... Вот что я думаю, и как вы должны вести дело...»
1 Это выступление вызвано было появлением на «Весенней выставке» 1906 года нескольких картин на гражданские темы, снятых с выставки цензурой. По всей справедливости надо признать, что художественные достоинства этих картин вполне оправдывали ту оценку их, которую дал Куинджи.
1-2-3
 Прибой. Крым (1887 г.) |  Осенняя распутица (Куинджи А.И.) |  А.И. Куинджи на Академической даче (фот. С.Ф. Чуприненко, 1895 г.) |